Название: Brave new world
Автор: Degre
Пейринг/Персонажи: Дин, Сэм (джен)
Рейтинг: R
Описание: да здравствует диктатура, апокалипсис и, как всегда, море_крови
читать дальше
Пять дней. Ровно пять дней – столько осталось времени.
По крайней мере, именно так говорилось в сообщении, которое Дин Винчестер сжег сразу после прочтения.
Пять чертовых дней этого кошмара – и все закончится.
Впрочем, счет времени он давно уже потерял.
Но вначале – пришлось потерять все остальное.
Пять.
А потом и вовсе – завтра.
По утрам он всегда бродил по улицам полупустого Детройта. Бродил и сейчас, буравя хмурым, ничего не выражающим взглядом не менее хмурое ноябрьское утро. Холодный ветер трепал мрачные кроны, сизый дым вырывался из труб.
Дым, о природе которого он предпочитал не задумываться – хватит с него экскурсов в мрачное историческое прошлое.
В конце концов, может быть, просто кто-то топит печь (оно и понятно, с электричеством были большие перебои уже давно).
А может быть что-то другое.
В конце концов, были и другие способы избавляться от неугодных.
Например – банальный расстрел.
Ну, или электрический стул. Или…
Он содрогнулся, плотнее закутываясь в потертую кожанку. Хоть что-то привычное, напоминающее о доме – черном, блестящем, четырехколесном.
Давно превратившемся в металлолом.
Нет, Металлику он иногда слушал и по сей день, раз уж ему высочайшей милостью позволили завести радио.
Вот только это конкретное блюдо давно уже не имело вкуса.
- Смотри, куда прешь!
Грубый голос и толчок в грудь выводят из меланхолии, Дин оборачивается, хмуро глядя в пару угольно-черных и весьма недружелюбных глаз.
- Какие-то проблемы, малец, а? Или мне пойти пожаловаться Боссу на хамство его шестерок?
В глазах парня - мгновенное узнавание. А еще – страх. Безотчетный, почти панический.
- Простите, сэр. Не признал. Не докладывайте, прошу, не докладывайте.
Секунду подумав, острастки ради, Дин цедит сквозь зубы:
-Ладно, вали. Но в следующий раз держи язык за зубами, понял?
Судорожно закивав, как китайский болванчик, парень растворяется в опустившемся тумане, словно его и не было вовсе.
А Дину остается горько усмехнуться – не всегда его положение в штаб-квартире было столь лестным, ох, не всегда.
Он шел вперед, не разбирая дороги, то и дело натыкаясь на появляющихся все чаще и чаще случайных прохожих, серых, безликих и неизменно черноглазых, а в голове набатным колоколом звучало страшное слово - сегодня.
***
Боль, боль, боль.
Он давно уже перестал на нее реагировать.
Боль слилась с каждой клеточкой его организма, подменила собой его личность, победила рецепторы и защитные механизмы.
Поначалу он стоически терпел, совсем как тогда, в треклятой Адской ссылке, сжав зубы, до крови, до прокушенных губ, до изнеможения. До последнего.
Потом, плюнув на гордость и чувство собственного достоинства, он кричал, истошно, страшно, до хрипа и сорванных связок. Бессмысленно и в пустоту.
А потом – когда, казалось бы, куда уж больше – он привык, как привыкают абсолютно ко всему в еще не оборвавшейся жизни.
К стали оков, снабженных выдвигающимися шипами, к электрическому току, к ядовитым инъекциям, к заклятиям, раздирающим внутренние органы на части.
Дин Винчестер не знал, сколько длилось его заточение во вражеских застенках. Знал только одно – он был попавшим в ловушку кретином, и вряд ли Сопротивление продержится долго без своего павшего лидера.
Слишком мало шансов оставалось у и так терпящего поражение за поражением человечества в этой войне.
Жаль. Очень жаль.
Он не помнил, когда дверь в его камеру в очередной раз открылась.
Он давно перестал обращать внимание на своих тюремщиков – хотя бы на это хватало гордости.
Но вот голос, голос обратившегося к нему…человека казался смутно знакомым. И даже более чем смутно.
А когда он поднял глаза, чтобы посмотреть на вошедшего, ему тут же захотелось зажмуриться.
К таком он не был готов. Только не сейчас, не ТАК.
Пять месяцев прошло с момента его исчезновения. Пять. Словно пять жизней назад он последний раз видел эти глаза, светлые, чистые, эти растрепанные каштановые волосы. Знакомые и родные ямочки на щеках.
Вот только сейчас, глядящий на него холодно и презрительно, облаченный в ослепительно неуместно белое человек меньше всего напоминал его Сэмми. Дорогого малыша Сэмми.
И это было невыносимым.
- Добился своего, а, Люц? – глухо и с нескрываемой ненавистью шепчет он. – Добился, а? Счастлив теперь, сукин сын?
Больше всего хочется разорвать ублюдка на части, но что он, черт подери, может сделать сейчас?
Вошедший отзывается не сразу, подходя ближе, глядя на своего пленника все так же бесстрастно и теперь даже как-то… чуточку печально.
- Люцифер сейчас несколько занят, Дин. Это я. Всего лишь я.
И это вот, чем бы оно не было (только бы не правдой, Господи, ну не допусти, чтобы это было правдой) – ЭТО вполне могло раз и навсегда его раздавить.
-Что? - собственный голос, кажется, дрожит, но ему плевать, абсолютно плевать.
- Что? Сэм? Нет…нет, мать твою. Это не ты.
Он отчаянно мотает головой, отрицая, не в силах принять.
-Не ты. Ты ведь ушел, чтобы сказать ему «ДА», так? Так все было, Сэмми? Ты ведь не добровольно…
Он понимает, что плачет, только когда такие знакомые холодные руки дотрагиваются до его лица, когда Сэм стирает его слезы тыльной стороной ладони.
-Хочешь верь, хочешь нет, Дин. Но это я. И это мой выбор. Пожалуй, единственный правильный выбор за всю жизнь. И ты можешь сделать свой – благоразумный, надеюсь. Но мне доложили, ты упрямишься. Вот это зря, братишка.
Братишка.
Словно ничего не изменилось, словно все по-старому.
А он-то наивно полагал, что больнее уже не будет.
- Ты ведь обещал мне…обещал не сдаваться, Сэмми. Сколько раз мы обещали друг другу, помнишь? Не надо. Не проси. Лучше сразу прикончи.
Почти шепчет он, потому что на чертовы слова не остается ни сил, ни дыхания.
А в ответ – тихий, укоризненный вздох. И когда к горлу прижимается острый клинок, Дин, черт побери, даже этому рад. Лучше уж так, сразу, с плеча, насовсем, чем понимать, осознавать. Принимать. Нет, он не мог. Не это.
Но острая сталь оставляет всего лишь неглубокий порез, и когда он раскрывает зажмуренные глаза, то встречается уже не с голубыми – абсолютно черными и безжалостными.
Отравленный кинжал, как это… банально.
И перед тем, как дичайшая боль скручивает тело, и сознание отказывает, он успевает услышать.
-Очень жаль, Дин. Жаль, что не захотел по-хорошему. Что ж, времени у нас много.
А потом он не видит уже ничего.
12 часов пополудни. Дин не помнил, когда ел в последний раз. И если вначале его заставляли есть практически насильно, то сегодня видимо окончательно махнули рукой. Судя по то и дело пробегающим мимо черноглазым в ностальгической военной форме – сегодня важная операция. Настолько важная, что даже он предоставлен сам себе.
Что ж, его собственную операцию, впрочем, никто не отменял.
Ноги сами несут в библиотеку, чудом уцелевшую в полуразрушенном и перестроенном городе, где он несколько часов в несвойственной ему вальяжной манере проводит за чтением Ницше. По его мнению, долбанутого на всю голову чувака. Но слишком уж напоминающего новоявленного Большого Босса, Верховного Главнокомандующего или, если хотите, новоявленного Антихриста.
Те же идеи, та же демагогия, тот же бред собачий.
По крайне мере именно об этом писаке ему с видом умудренного опытом гуру вещал Антихрист во время ежевечерних «бесед у камина».
Дин фыркнул, переворачивая очередную пыльную страницу. Беседы у, мать его, камина. За стаканчиком виски. В то время, как ТАМ, за пределами городских стен, гибнут люди, в то время, как в городских камерах пытают и казнят.
Впрочем, спорить с Антихристом было себе дороже, а он с недавних пор настаивал на общении. Ежедневном. Как ни в чем не бывало. Вошедший в привычку непонятный пошлый фарс, в котором он играл роль любящего брата.
В следующую секунду книга с оглушительным грохотом летит в окно, разбивая стекло. Ну и черт с ним. Нет, он больше так не мог. Хватит с него. Еще один день. Всего один.
Доставая из-за пояса флягу с неизменным виски, он делает пару судорожных глотков, встает из-за стола, пытаясь унять напряжение.
Надо выйти на улицу, пройтись, как следует все обдумать. В последний раз.
-Сэр?
Внезапно подбежавший полицай застает его на ступенях, чуть не сбивая с ног.
-Сэр, нужна ваша помощь. Срочно. Щекотливая тема, знаете ли, - явно смущаясь, договаривает молодой, желторотый еще демон. Допрашиваем одного типа и нужны…в общем, нужны ваши показания. Есть минутка?
Черт дери, этого еще не хватало!
-Допустим, – нахмурившись, отвечает Дин, - только если недолго, у меня мало времени.
-Конечно, конечно, дело выеденного яйца не стоит, сэр, – продолжает тараторить тот, услужливо показывая дорогу к тем самым казематам, к которым Дин предпочел бы не приближаться на пушечный выстрел.
Хотя, разве у него был выбор? Сегодня уж точно лучше не вызывать лишних подозрений у охраны.
Когда за ними захлопывается тяжелая железная дверь и начинается спуск по скользким каменным ступеням, Дин неосознанно вздрагивает. Слишком свежи воспоминания о его пребывании здесь в несколько другой роли. Как причудливо тасуется колода…
Вскоре дверь камеры отворяется, и Дину приходится призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы сохранить невозмутимость.
И не отвести глаз от открывающегося зрелища.
От прикованного к стене, до смерти напуганного парнишки. Самандриэль, так, кажется, звали его осведомителя под прикрытием. Осведомителя, которому едва 18 исполнилось. Ребенок еще, зеленый, неопытный. И явно рискующий сломаться под пытками.
-Нашли у заключенного кое-какую сомнительную корреспонденцию, у скромного-то служащего, - тоном прожженного бюрократа продолжил тюремщик. – Ну, малец, естественно, все отрицает. Поднажать то мы можем, даже не принимались за пацаненка как следует, но учитывая вашу…ваше…прошлое, - деликатно добавил он, с опаской косясь на Дина, - вы не поймите только меня неправильно, бога ради, но, тем не менее, учитываю вашу осведомленность о так называемом «Сопротивлении», возможно, вы с ним когда-либо пересекались. Вы, правда, можете оказать нам сейчас неоценимую услугу, сэр. Ну и сэкономить массу времени и сил наших умельцев по вопросам вытягивания информации из людей, - недвусмысленно покосился он на пыточный стол.
И тут уже Дину пришлось наступить себе на горло, бросая тяжелый пристальный взгляд на товарища по несчастью. Самандриэль храбрился, но из последних сил, а во взгляде его читалась отчаянная мольба. В глазах стояли слезы.
Сломается. И часа не пройдет, как сломается. «И тогда – все пропало, пойдем на дно оба», - подумал Дин, заставляя себя не думать ни о чем, главным образом о цели, оправдывающей средства.
Не чувствовать. Не сожалеть.
Когда десять минут спустя он выйдет из камеры, вдыхая морозный воздух, он по-прежнему не будет чувствовать ничего. Разве что – вяло задумается о том, что не так-то сильно он отличается от действующего Правителя. В том, что касается подписания смертных приговоров – как минимум.
Он не заметил, как над Детройтом начали сгущаться сумерки.
Возможно, Дин многого не помнил о первых месяцах заключения, но день своего окончательно падения помнил, словно это было вчера.
Тогда он ожидал чего угодно – новой порции яда, электричества, чего угодно, но только не такого.
Не полумертвой, изможденной девушки, под конвоем введенной в камеру.
На запястьях запекшаяся кровь, черты лица обострились от голода, глаза болезненно воспалены, правая нога вывернута под неестественным углом.
Вряд ли кто-то бы узнал ее сейчас, не такой, но только не Дин.
Слишком хорошо он помнил тех, кто любил его когда-то, тех, кто жертвовал жизнью ради него.
-Джо? - хрипловато прошепчет он, но ответа не получит. Только мутный невидящий взгляд.
- После смерти Эллен она всякого насмотрелась, - раздастся над ухом некогда любимый, а теперь такой ненавистный голос. – И всякого нетерпелась, жалко, не правда ли? Но ты можешь спасти эту очаровательную мятежницу, Дин. Она тебя даже узнает. Даже «спасибо» скажет. Поверь, у нас работают хорошие специалисты. Ну, так что: продолжишь играть в Рихарда Зорге или, наконец, спасешь хоть чью-то жизнь, герой?
И когда Дин промолчит, не находя нужных слов, достаточно будет пары фраз на латыни, произнесенных его тюремщиком, и несчастная как подкошенная рухнет на пол, извиваясь в сверхъестественной, но самой настоящей агонии.
Голос снова вернется к Джо, но вместо ожидаемых страшных криков или хотя бы мольбы о помощи Дин услышит другое, куда более страшное.
– Мама, мамочка…
И именно тогда наступит точка невозврата.
- Хватит. Хватит, прошу. Зачем тебе это, Сэм?
Сейчас, произнесенное в этих стенах, обращенное к этому монстру, это имя кажется горькой насмешкой.
- Вот он, я. Пойманный. Сломленный. Пустой. Мать вашу, почему бы вам просто не прикончить меня? За что, а? Люциферу нужен мальчик для битья? Комнатная собачка? Зачем, ублюдки?
С остервенением сумасшедшего он бился в оковах, втайне мечтая о том, чтобы все закончилось: эта сцена, эта жизнь, весь этот гребаный мир.
Он даже не заметит, что Джо больше не бьется в судорогах, а мирно покоится на руках одного из конвоиров.
А до боли знакомая рука ложится на его плечо, в почти карикатурной попытке успокоить.
- Ты нужен нам живым, Дин. Считай это ностальгией. Считай это прихотью Люцифера. Ну, так как? Согласен сотрудничать?
Это было самым сложным «да» в его жизни.
***
9 часов вечера – время, которого Дин ждал и боялся. Время, когда Антихрист возвращался домой. Хотя само слово это – «дом» – казалось форменным издевательством надо всем, во что они верили когда-то. За что боролись.
Дин нервно мерил шагами просторную, дорого, но безвкусно обставленную гостиную особняка штаб-квартиры, стараясь в очередной раз продумать все до мелочей. Ничего не упустить. Если сегодня он останется здесь, то план можно будет привести в исполнение, положить конец этому кошмару раз и навсегда. Ради гребного мира – того, что осталось, по крайней мере.
-А ты сегодня рано, - бесстрастный голос выводит из задумчивости.
Он никогда не привыкнет к таким вот внезапным появлениям, словно его брат был призраком, материализующимся из воздуха. Всегда безукоризненно-спокойный, одетый с иголочки, словно восковая фигура того, что когда-то было живым человеком. Да, если бы Люцифер все-таки сдержал слово и вселился в тело его брата, так было бы гораздо милосердней.
Впрочем, сегодня безукоризненная картина была несколько смазана: достав из кармана белоснежный носовой платок, Антихрист принялся оттирать что-то отвратительно красное с рук.
И Дин опустил глаза – к горлу подступила тошнота.
-Тяжелый день? – вопросом на вопрос ответил он.
-Можно и так сказать.
Шаги, звон бокалов. Виски, конечно, куда же без него.
-Мы снова перешли в наступление. Пришлось поучаствовать в паре допросов – лично – а такие вещи крайне утомительны. Впрочем, цель средства оправдывает.
Допросы? То есть пытки, к чему ходить вокруг да около.
- И не смотри ты на меня, как на врага, - укоризненно добавил Антихрист, вкладывая в безжизненную ладонь Дина стакан с темной янтарной жидкостью.
-Лучше выпей, товарищ моралист, сразу полегчает, - усмехнулся он.
Дин кивает, залпом осушает бокал, даже глазом не моргнув.
Крепкий. То, что нужно. То, что нужно, чтобы продолжать ломать комедию-дель-арте, пока он еще в состоянии.
- Ну, а твой день как? Скучно тут, в тылу? Зато безопасно. Сейчас это самое безопасное место во всем мире, Дин.
- С каких это пор тебя волнует моя безопасность? – сухо отвечает Дин.
-Шутишь? Она всегда меня волновала.
-Даже те пять месяцев, что я провел в застенках, истекая кровью?
-Тогда особенно. Мне чертовски нужно было, чтобы ты сдался. Иначе, Люцифер бы не пошел мне навстречу.
Сэм подходит к сидящему в кресле Дину, смотрит на него сверху вниз, едва ли не снисходительно. И чуточку печально, совсем как когда впервые спустился в казематы на допрос.
-Все еще будет не так плохо, вот увидишь. Истребим твоих бывших союзников – увы и ах – необходимое зло. А потом построим новый мир. Лучший. Где будет место даже старине Бобби, если ты еще не забыл.
Это имя заставляет Дина изумленно поднять глаза.
-Бобби? Он же…он же один из наших. Из Сопротивления. Разве ты еще не убил его?
Сэм небрежно пожимает плечами вместо ответа.
-ТЫ же здесь, целый и невредимый, хотя это самое Сопротивление некогда возглавлял. Так что, все еще будет прекрасно.
Прекрасно? Прекрасно, мать вашу?
Дин не знает, что именно заставляет его взорваться именно сейчас: отстраненно-холодный тон ли брата, с которым тот рассуждал о пытках и построении «дивного нового мира» на костях, или этот непроницаемый черный взгляд, так непохожий на знакомые родные глаза.
Он рывком поднимается на ноги, забывая, черт побери, напрочь, об осторожности, вцепляется в лацканы белого пиджака.
Его трясет.
- Ради чего, сукин ты сын? А? Столько крови, столько гребаной лжи. Прав был отец. Ты стал самым настоящим монстром.
Он не заканчивает фразы, только тогда понимая, что перегнул палку. Глаза Антихриста загораются огнем виртуозно сдерживаемого гнева, руки сжимаются в кулаки, словно он готов избить Дина до полусмерти здесь и сейчас.
Но вместо этого, он с каменным спокойствием заставляет Дина разжать пальцы, делает пару глотков виски, отступает на несколько шагов, как ни в чем не бывало присаживаясь на край дивана.
-Ты чертовски утомил меня, Дин. Так что закрой рот и иди сюда.
-А если я пошлю тебя к черту?
-Воля твоя.
Сэм вновь пожимает плечами, словно непокорность брата его мало волнует, но в следующую секунду невидимая мощная волна сбивает Дина с ног, словно котенка притягивая к хозяину положения.
-Куртку сними.
-Что?
-Давай-давай, тебе же не хочется пачкать ее кровью, - нетерпеливо добавляет он в ответ на шокированный взгляд брата. – И побыстрее, у меня завтра тяжелый день.
«Тяжелый. Даже не представляешь насколько, ублюдок», - мстительно думает Дин, понимая, что спорить сейчас себе и «мастер-плану» дороже и нехотя расправляется с кожанкой.
Почему-то приступ гнева проходит так же быстро, как и начался, и он сдувается словно воздушный шарик.
-Самоутверждаешься? Самому-то не противно, Сэм? – со вселенской усталостью произносит он, ища во взгляде Антихриста хотя бы крупицу прежнего Сэма.
Сэма, который иногда закатывал ровным счетом такие же истерики – вот только с несколько другим эмоциональным фоном.
Сэма, маленького гуманиста, который ставил человеческую жизнь превыше всего.
Сэма, которого он так чертовски любит. Даже сейчас.
-Нет, - коротко качает головой Антихрист, неожиданно-мягко притягивая его к себе. - Я скучаю. Очень.
«Скучает?»
Дальше анализировать становится трудно, потому что остро-заточенный перочинный нож скользит по шее, вдоль отчаянно-бьющейся синей жилки, оставляя тонкий и неглубокий порез.
«Чертов маленький кровопийца» - успевает вяло подметить Дин, прежде чем чужие губы прижмутся к шее в каком-то непонятно-трогательном в своей осторожности жесте, словно после стольких месяцев пыток Сэм и правда боялся причинить ему боль.
А Дину остается только подыгрывать, позволять, закрыть глаза, за которыми расплываются и множатся разноцветные круги, стиснуть зубы от боли, далекой от физической.
«Неужели ты скоро погибнешь, Сэмми? Что же мы натворили?»
Мысли путаются, какофония звуков мешает связно мыслить, от сильной кровопотери кружится голова, так что приходится судорожно вцепиться в плечи своего визави, чтобы сохранить хоть какую-то связь с реальностью.
Это было неожиданным болезненно-искренним откровением. Гораздо более искренним, чем те немногие разговоры по душам, которым в этом аду не было места. Черно-белым стриптизом окровавленных душ.
И когда сознание почти покидает, а дыхание становится редким, когда начинают обступать странные причудливые образы, Дин отчетливо понимает - поздно. Слишком поздно.
***
Сперва он видит лес, густой, сказочно дремучий, узкую петляющую тропу между елями, затем слышит чьи-то тихие шаги.
-Где ты, черт возьми? Я пришел. Один, как ты и просил. Ну же!
Отчаянный голос кого-то глубоко несчастного.
Сэмми.
-Не кричи так громко. Я всегда рядом, мон шер. Был, есть и буду, - несмешливо произносит до боли знакомый незнакомец. Падший, нечистый, враг номер один.
Даже сейчас, в плену эйфорической галлюцинации, Дин хочет по стенке размазать этого сукиного сына.
- Значит, тебе не слишком приглянулись красочные картины того, как именно я поступлю с твоим братом, а, Сэмми? Решил сотрудничать? А может быть, мой бог и праотцы, даже сказать мне маленькое заветное «да»? – продолжает издеваться Люцифер. – Право, какая трогательная в своей самоубийственной глупости братская любовь!
- Ты правильно понял, - чуть слышно шепчет Сэм Винчестер, сжимая руки в кулаки. – Ну, что ты молчишь, сволочь? Тебе, что, нужно особое приглашение?
И тут Люцифер разражается смехом.
-Не торопись, мальчик мой. При всех ощутимых достоинствах твоего прекрасного тела мне нужно нечто большее, чем просто безвольная марионетка. Гораздо большее.
Медленно, по акульи, он начинает нарезать круги вокруг не шелохнувшегося обреченного Сэма, смеривая того оценивающим холодным взглядом.
-Мне нужен…преемник, правая рука, дьявол-младший, если будет угодно. Тот, кто возьмет на себя бразды правления филиалом моей империи под названием Земля. Тот, кто начнет и завершит Третью Мировую. О, тебе бесконечно пойдет эта роль, мой маленький Адольф дубль два, мой личный Архангел Смерти. Ну а взамен – твой обожаемый Дин останется в живых….ну и пара-тройка других милых сердцу людишек.
Молчание затягивается, и если бы, черт возьми, Сэм только мог услышать его сейчас…
-Я согласен.
Голос брата уже другой. Холодный, мертвый.
И время останавливается. По крайней мере, дыхание Дина уж точно.
- Чудненько, - воркует Люцифер, по-хозяйски кладя руку Сэму на плечо, - вот и умница, мальчик мой. Только, ты ведь в курсе, что нельзя будет распространяться о нашей маленькой сделке. В курсе, что все они тебя возненавидят, смельчак?
-Я не идиот, - жестко отрезает Сэм, нервно сглатывая. – Делай, что должен, только делай прямо сейчас. Избавь меня от своих разглагольствований.
-Прям так сразу? А как же попрощаться?
-Прощания…прощания я не заслужил, - ставит точку будущий Антихрист.
А Дину хочется кричать от ужаса и беспомощности, но вырывается только тихий хрип, а разворачивающийся кошмар медленно рассеивается, возвращая в безрадостное настоящее.
-Сэмми. Сэмми, хватит. Ты же убиваешь меня.
Собственный голос больше напоминает шелест, и Дин почти уверен, что его не услышат, а если и услышат, то не послушают.
Но Сэм останавливается. Останавливается, с тяжелым вздохом отстраняется, опускает голову на окровавленные диванные подушки. Сейчас, с расширившимися от сатанинского наркотика зрачками, бледный, дрожащий, исхудавший до безобразия (и как только Дин не замечал этого раньше) он снова кажется потерянным 15 –летним подростком.
-Ну-ну, Сэмми. Успокойся, - неуверенно шепчет все еще пребывающий где-то за гранью Дин, притягивая сломленного Антихриста к себе, машинально гладя по растрепавшимся каштановым волосам. – Успокойся, слышишь. Я здесь.
Порез продолжает безбожно кровоточить, но Дину глубоко наплевать.
Потому что Сэма, его Сэма, сотрясают беззвучные рыдания, потому что слезы (прозрачные, человеческие), которых он не видел слишком долго, текут рекой, и потому, что он, Дин Винчестер, ничем не может помочь.
- Не могу больше…не могу. Хочу…домой, Дин. Забери меня домой.
-И не надо, - отвечает он, потому что, черт побери, что еще он может сказать ему сейчас.
Невысказанное душит смертоносной петлей.
- Все будет хорошо, - как мантру повторяет эту вопиющую ложь Дин, целую младшенького (пусть Антихриста, путь Тирана, пусть правую руку Люцифера – плевать) в лоб, обнимая так крепко, словно пытался защитить от всего мира и себя в первую очередь.
И это последнее, что он успеет сказать, прежде чем Сэм потеряет сознание от предусмотрительно добавленного полчаса назад в виски наркотика.
Прежде чем в дом ворвется ждавшее условного сигнала, который так и не поступил, Сопротивление.
Прежде чем часы пробьют 12.
Все остальное Дин помнил как в тумане. Грохот разрывающихся снарядов, канонады выстрелов, предсмертные крики своих и чужих. Реальным, существенным было только одно – легкое, как пушинка, безжизненное тело брата, которого он нес на руках, пытался увезти подальше отсюда, не понимая, что меняет старый ад на новый, а трон диктатора на эшафот.
Багровые всполохи озаряют ночное небо…
Запах крови, рев двигателей грузовиков, увозящих их далеко отсюда…
Чьи-то руки, вырывающие у него Сэмми и собственное звериное рычание в ответ…
«Не отдам!»
Озабоченный шепот…
« Похоже, мистер Винчестер совсем выжил из ума…»
«Ну, мы же не можем допустить…»
«Или мы или они, третьего не дано!»
А потом – тусклый свет подвала, очередного, мать его, затхлого смрадного подвала, хранилище боеприпасов в войне, которая теперь казалось в равной степени жестокой и бессмысленной.
Войне, в которой слишком многие погибли от его рук. От рук Сэмми. От рук всех и каждого. Войне, в которой он больше не хотел участвовать.
-Мистер Винчестер, послушайте!
Настойчивый голос лейтенанта приводит в чувство.
-Мы вам тут битый час пытаемся объяснить, что нельзя его брать в заложники. Покончить с убийцей, и дело с концом. Мы ведь так давно это планировали, да что на вас нашло, в самом-то деле?!?
Выплеснутая в лицо ледяная вода...
Святая, чтоб ее.
И он поднимает мрачный взгляд на говорившего.
-Все еще можно исправить, Коул. Не насилием, только не очередным насилием.
Он переводит взгляд с по-прежнему бессознательного бледного Сэмми на полное праведного гнева лицо военного, прошедшего ад Ирака.
Коул. Кажется, они были дружны тогда – целую вечность назад. Столько раз спасали друг другу жизнь на поле боя. Кто, как ни Коул должен понять.
-Послушай…послушай, старина. Не надо больше смертей. Зло порождает зло. А он, - кивок в сторону Сэма, - он такая же жертва, как и мы с тобой. Как и все мы здесь, черт побери!
Дин понимает, что все потеряно, когда умоляюще-изумленный взгляд старого боевого товарища становится непроницаемым. Разгневанным, ненавидящим.
-Да что там с вами сделали, командор! Чертовы сукины дети. Совсем голову повредили. Мэтт, Брэди, ну-ка подержите его, пока я прикончу этого венценосного ублюдка.
Дин не верит собственным ушам. Словно мир окончательно потерял ориентиры, сошел с ума в пекле войны, превратив в демонов его людей, своих, чужих – всех.
-Коул…не надо, - предостерегающе начинает он, но тот уже вытаскивает из-за пояса револьвер.
Что ж…ему не впервой.
Один отточенный удар, потом еще и еще один, хруст кости, и вот уже револьвер выпадает из сломанной руки Коула, но перехватить инициативу не удается, сзади на него набрасываются еще двое, потом четверо, слишком много, словно стая волков, они сбивают с ног, оглушают, заламывают за спину руки – и вот он уже стоит на коленях, силясь рассмотреть тяжело дышащего Коула сквозь кровавую пелену.
- Дин. Дин, ты прости. Я, правда, этого не хотел. Но иначе нельзя, старина, понимаешь? Мы не имеем права рисковать.
Дин успевает лишь огрызнуться направленному на него дулу, ведь останавливать пули на лету он еще не научился.
Слишком быстро. Даже для него.
Он закрывает глаза, ожидая предсказуемой секундной боли (или 15-минутной, в зависимости от степени милосердия Коула), но она так и не наступает. Вместо этого он слышит несколько изумленных криков своих людей, а когда снова открывает глаза, то встречается взглядом с широко-распахнутыми и мертвыми. Глазами человека, заслонившего его собой в последний момент.
Привычно голубыми широхо-распахнутыми глазами Сэмми. А потом свет гаснет.
***
С потолка медленно стекает черная вода, смешиваясь с кровью. А может быть это кровь черная. Дин не знает. Ему все равно.
Черным сейчас кажется все – кроме помутневших глаз брата.
Он даже не удосуживается стереть с рук чужую кровь, убрать трупы Коула и остальных.
Он не помнит, как убивал их, но судя по всему – их ждала не самая легкая смерть.
Ни малейших угрызений совести. Ничего вообще.
- Надо же, мы сравнялись, Сэмми. Теперь меня тоже будут считать монстром и пугать мною ребятишек. Забавно, правда?
Он сидит, прислонившись спиной к холодной сырой стене, положив голову брата себе на колени, рассеянно-нежно гладя его по волосам и разговаривает с ним, явно в надежде получить ответ.
Ведь он не мертв. Просто притворяется, разыгрывает очередной дурацкий фарс.
Еще пара минут - и в глазах его снова заискрится жизнь, он приподнимется, скажет что-нибудь, что угодно, возможно даже как следует врежет своему непутевому старшему братцу. Главное – не дать замерзнуть – и поэтому Дин баюкает его в объятиях, пытаясь согреть, растирает окоченевшие ладони.
Главное – не дать сознанию ускользнуть, поэтому так важно говорить, говорить, не переставая, о чем угодно.
- Помнишь, Сэмми, а в детстве ты чертовски не любил подвалы. Считал, что они нечистью кишат. Ну и мне приходилось доказывать тебе обратное. А однажды даже специально пришлось очищать треклятое место от крыс, чтобы устроить там с тобой охоту за сокровищами. И пикник. У нас тогда был выходной, длиной в целую неделю, и тот дом был в полном нашем распоряжении, помнишь? И ты еще, зануда этакий, постоянно жаловался, что я вожу туда девчонок и отвлекаю от учебы, помнишь ведь? Зубрила.
Он горько усмехается, насторожившись, словно Сэм вот-вот пошевелится или даже улыбнется ему в ответ.
-А знаешь, что? Когда ты выкарабкаешься, старина, мы обязательно найдем похожий дом. Где-нибудь на берегу моря, как ты всегда хотел. И к черту охоту, будем жить до зубовного скрежета скучной жизнью, я работу найду, мало ли их, работ этих, а ты станешь очешуенным юристом, самым лучшим и будешь ездить на новенькой с иголочки Шевроле, а может, чем черт не шутит, даже Мерседесе. А я подыщу тебе какую-нибудь горячую красотку, которая нарожает тебе кучу ребятишек и мы будем все вместе ездить на побережье с корзинкой полной салата, твоего любимого, и… Так ведь все и будет, да, Сэмми? Как ты на это смотришь, братишка? Что же ты молчишь?
Он легонько встряхивает брата, стараясь добиться реакции, хоть какой-то, микроскопической. Тщетно.
И тогда он опускает голову, зарываясь лицом в мокрые от крови и дождя волосы. Плакать он не будет. Не может. Уже – не может. И тогда он, никогда не сдающийся, ни во что не верящий, начинает молиться: Богу, дьяволу, ангелам и демонам, тысяче существ под тысячью имен.
-Господи, ну что я еще должен сделать? Кого убить, кому присягнуть? Сколько планет мы должны разрушить? Потому что – убью. Потому что – разрушу. Потому что – не могу больше. Прости меня Сэмми. Я убил тебя. Моя вина. Моя.
И тут услужливо подобравшаяся галлюцинация прошепчет:
-Не твоя…Дин. Ты хороший…в отличие от…в отличие…
Дин не сразу поймет, сошел ли он с ума окончательно или нет, потому что на этот раз ошибки быть не могло – холодная рука, покоящаяся в его, слабо дернется, а пересохшие губы дрогнут.
-Сэмми?!?
Хотел бы он сказать что-то более весомое сейчас, если бы мог. Если бы не был занят тем, что сжимал брата в объятиях (настоящего или нет) с такой силой, что еще чуть-чуть и хрустнут кости.
- Люцифер…не хочет, чтобы я умирал. Я нужен…все еще. Прости, что даже умереть не смог. Я ведь…планировал, что ты…что ты…
- Молчи, - шепчет в ответ Дин, не в состоянии поверить в такую неслыханную милость мироздания. - Молчи, Сэмми. Ни слова больше. Никаких гребаных извинений, ничего слушать не хочу. Если Люцифер тебе вернул – спасибо этому сукиному сыну. Главное, что ты жив. Все остальное…да гори оно огнем.
Он поднимается на ослабевшие ноги, по-прежнему держа брата на руках. Не отпустит. Больше никогда и ни за что.
-Дин, я… - порывается было Сэм.
-Тшшш…молчи, Сэмми.
Сейчас он не готов к этому разговору. Потом, после. Может быть в другой жизни, где нет братоубийственных войн, где неудавшийся меч Божий не спасает жизнь Антихристу слишком дорогой ценой.
В жизни, где все правильно и нормально.
На улице по-прежнему моросит дождь и уцелело несколько грузовиков, чему Дин несказанно рад.
Осторожно положив Сэма на пассажирское сиденье, он заводит мотор, и вскоре огромная машина уже рассекает нехоженые лесные тропы, направляясь в сторону пустынного шоссе.
Война, что война? Он подумает об этом завтра.
А сегодня оставались только они, белесый туман и бесконечно петляющая дорога. Совсем как раньше.
И что-то подсказывало Дину, что куда бы ни привела их эта дорога, они возвращались домой.