Название: Forgiveness
Автор: Degre
Пейринг/Персонажи: Мэг/Кас
Рейтинг: NC-17
ПС: не могу вот без этого шедеврального видео от Фризы)
читать дальше- Значит, ты согласен? Вместо него? Вот так просто?
Кастиэль слушал обратившегося к нему демона вполуха, свое решение он принял уже давно.
И это было самое простое и самое сложное решение в его жизни.
- Согласен. Не надо тянуть время. Успеешь еще поглумиться, Аластор.
Имя главного Торквемады преисподней он произнес с присущим ему каменным спокойствием, даже голос не дрогнул.
Разве пристало ангелу Господа чего-то бояться?
- Дайте нам пару минут.
Демон раздумывал недолго, а потом, видимо решив, что воин небес птица поважнее, чем какой-то жалкий охотник, коротко кивнул своим людям, пропуская Кастиэля вперед, к незапертой тяжелой двери.
Ангел не боялся. Ни того, что увидит внутри темной комнаты, ни того, что последует за этим.
В конце концов, что нового он мог увидеть?
И правда, лежащий на старой деревянной скамье Дин Винчестер, хоть и не пришел в себя, но выглядел так, словно мирно задремал, выпив лишнего за ужином. Ресницы слабо подрагивали, дыхание вырывалось из груди легко и свободно. Целый и почти невредимый. Не врали, адские твари.
Он медленно опустился на колени перед спящим человеком, ЕГО человеком, привычно-исцеляюще кладя Дину ладонь на лоб. Неожиданно горячий.
Последнее применение собственной благодати? Пусть будет так.
- Будь осторожен, Дин. И счастлив, главное – счастлив, - глухо шепчет он, передавая человеку собственную целительную энергию – то, что от нее осталось. – Пусть тебя кто-нибудь другой теперь…оберегает.
Нужных слов не находится, как и всегда, да и нужны ли они теперь?
Свой первый дом Кастиэль покидал по-английски, не прощаясь, а сейчас все было иначе. Непривычно, страшно и странно и так по-человечески. И даже Сэма не было рядом.
«Ну же, еще секунду…» - шепчет внутренний голос, слушать который он не собирался.
- Я готов, - вместо этого вслух произнесет он, поднимаясь на ноги. Когда за ним придут, чтобы увести, он даже не обернется.
Кастиэль был готов к не самой быстрой и скоропостижной смерти – помимо прочего. К пыткам и допросам тоже. Здравый смысл подсказывал, что вряд ли враги, не так давно обменявшие его на самого Дина Винчестера, будут соглашаться на полумеры. Поэтому все происходящее воспринимал со стоицизмом великомученика в застенках инквизиции.
А происходило многое – до боли однообразное и по его, Кастиэля, мнению, довольно бессмысленное.
Этап первый - бесконечные вопросы о планах Рая в грядущей Войне.
Тут все было проще простого – либо молчать, либо говорить «нет» - слово, ставшее за последнее время чуть ли не единственным в его лексиконе.
А вот после этого наступал второй этап, который он мысленно окрестил этапом «истязательным». И хотя ангельская регенерация и помогала, но хрупкий сосуд оставался хрупким сосудом, и единственным выходом из положения стало – абстрагироваться. Наблюдать за происходящими зверствами словно со стороны. Изучать оттенки собственной крови с любознательностью ученого-биолога и с болезненным художественным чутьем находить в этом какую-то особую прелесть. Он научился различать тысячу мелодий боли, которые, сливаясь воедино, создавали пронзительно-надрывные музыкальные шедевры.
И ждал. Ждал, когда занавес, наконец, опустится.
- Что же ты такой…молчаливый, а? И такой адски вежливый, ангел?
А вот эта конкретная мелодия чужого голоса, пронзительная и резкая, не смотрелась в общей картине.
Возвращение в собственное тело мучительно-болезненно. Оказывается сейчас он лежал на полу, а в камере было бы чудовищно холодно, если бы не всполохи подожженного святого масла.
Подняться навстречу голосу трудно, кажется, слишком многие кости сломаны, но он старается.
Раньше ему не задавали таких…отвлеченных вопросов и это немного обескураживает.
-Вы о…. чем сейчас? Кто вы?
Надо же, даже от звука собственного голоса он успел отвыкнуть. Сколько же времени прошло?
Сквозь огненную стену за ним пристально наблюдают внимательные черные глаза.
- А тебе-то какая разница, кто я, святоша? Зашла, так сказать, на огонек.
Женщина. Высокая, темноволосая, она стояла поодаль, облокотившись о каменный выступ, небрежно поигрывая ангельским клинком, незадолго до этого, как выражались его тюремщики, «конфискованным».
Кажется, она раньше не приходила. Или он просто забыл?
-Не только молчаливый, но еще и упрямый. Наши люди совсем из сил выбились, мда. Видимо, скоро полетишь обратно на небеса, красавчик, вот только несколько в ином качестве, - пожала плечами полуночная гостья, демонстративно зевнув.
- Вы о смерти моей говорите? Что ж…так тому и быть значит, - спокойно проговорил в ответ Кастиэль, чем заслужил еще один любопытный взгляд черноглазой.
-Ой-ой-ой, сколько пафосной бравады, мать честная. Что, умирать не страшно. Совсем? А если так?
Забавы ради, она щелкает пальцами и огненная стена начинает жить собственной жизнью, обступая Кастиэля плотным кольцом, слишком плотным, чтобы нормально дышать, почти болезненным.
Пытки огнем? Знает, проходил. Кастиэль привычно стискивает зубы в ожидании боли, а потом заходится в кашле от едкого, разъедающего глаза дыма.
Но, все же, он не шелохнулся, а на лице и мускул не дрогнул.
Разве что глаза прикрыл – слишком уж тошнотворным был вид собственной обугленной плоти.
-Бааа, правда не боишься. Странный ты, не врали остальные.
Огненная стена исчезает так же стремительно, как и появилась, оставляя после себя лишь опасные всполохи, а Кастиэль в изнеможении шумно вдыхает спертый подвальный воздух.
-Нет смысла бояться того, что так или иначе произойдет, - отдышавшись, отвечает он своей тюремщице.
– Боль, смерть, страдание. По сути, в них нет ничего страшного. Больше скажу, я им даже рад. В этом-то и заключается свобода воли.
- Да ты философ, - присвистнула черноглазая, теперь уже изучая пленника с нескрываемым интересом, по-кошачьи подбираясь ближе. – Другие твои собраться в основном открывали рот, чтобы сыпать проклятиями в наш адрес. Грубо и неинтеллигентно, замечу – морщится она.
– Но только не ты… Вот уж месяц как – ни одного дурного слова. Да и не кричишь особо, стоик проклятый. Заставить что ли?
Она замолкает, улыбается уголками губ, словно всерьез рассматривая такую возможность.
А Кас непонимающе смотрит на нее в ответ.
-Неужели вам настолько важно, чтобы вас кто-то проклинал и ненавидел? Я до сих пор не могу этого понять. Видимо, и не пойму.
Он тяжело вздыхает.
-Но ты ведь не разговаривать сюда пришла? Делай, что должна.
Черноглазая вновь смотрит на ангела с легким удивлением.
Потом кивает, словно соглашаясь, переводя взгляд с зажатого в руке кинжала на лицо своего пленника, и чертыхнувшись, убирает его обратно за пазуху.
- Обойдешься. Черта с два я буду тебя пытать, ели тебе это еще и на пользу идет, пернатый.
Она уходит, громко хлопнув дверью, словно ангел наговорил ей непростительных дерзостей. И это первый день, когда палачи не приходят к Кастиэлю.
На следующий день он впервые попросит стакан воды.
-Ишь, чего захотел. Решил немного поунижаться?
Она снова сидела в его камере, просто сидела, убивая время, чертила пентаграммы на каменном полу и то и дело сыпала колкостями.
А Кастиэль не помнил, когда ему в последний раз давали воду, а как выглядит еда и вообще забыл.
- Нет, - шепчет он пересохшими губами, - нет. Просто обычный человеческий организм может выдержать без жидкости семь суток, полу-ангельский несколько больше. Но я так понял, что нужен живым вашей братии, так что…
- Пока. Но, поверь, ненадолго, касатик. Но раз уж ты так аргументированно все объяснил.
Она поднимается на ноги, стряхивая с брюк песок, достает из-за пояса флягу с не водой даже, а чем-то гораздо более желанным, крепким и янтарным и подходит к обессиленному Кастиэлю.
В черных глазах нет сострадания. Не видно, по крайней мере.
- Как твое имя? – внезапно выдает Кастиэль, поднимая глаза, и этим снова, в который раз застает врасплох.
- Так, я не поняла, чего ты добиваешься? – настороженно хмурится демонша. – На хрен тебе знать мое имя?
- Я просто привык называть людей, с которыми общаюсь, по имени, а мы разговариваем уже второй день.
- Скажешь тоже…людей! – фыркает она, откручивая крышку фляги. – Ну ладно, меня зовут Мег, счастлив?
-Пожалуй, - губы Кастиэля впервые за много дней трогает тень улыбки. Слабой, иррациональной.
– Все мы по-своему люди.
- Заткнись и пей…гуманист несчастный, - бормочет новоявленная Мег, прижимая к обветренным губам пленника горлышко бутылки.
Развязывать ему руки она не спешила, слишком много чести.
Он пьет жадно, как потерявшийся в пустыне путник, а когда заканчивает, Мэг, повинуясь внезапному порыву, стирает сбежавшие капли с его подбородка тыльной стороной ладони, пробует на вкус. Он не смущен, вовсе нет, светлые глаза даже светятся какой-то непонятной благодарностью, а так на нее смотрели редко, особенно в этих вот застенках.
И только когда она понимает, что зрительный контакт слишком затянулся, Мэг резко разворачивается, собираясь уходить.
-Что-то ты совсем разбаловался, пернатый.
На несколько недель она постарается забыть дорогу в его камеру.
Когда она в очередной раз появится на пороге, Кастиэля она не узнает. И когда он успел так постареть, превратиться в скелет, обтянутый кожей с запавшими глазами? И почему-то ее, привыкшую к самым разным адским картинам, от этого передергивает. А рука, сжимающая шприц, предательски дрогнет.
- Здравствуй, Мэг, - сорванным голосом проговорит Кастиэль, почти (ей послышалось, так ведь?) почти радостно, а на губах снова появится эта дурацкая и такая неуместная сейчас улыбка.
- А чего столько радости? – сухо бросит она в ответ. Холодно. Отстраненно. Как и положено в таких ситуациях. Ни в коем случае нельзя было улыбнуться в ответ, хотя сделать хотелось именно это.
– Можно подумать я Мать-Тереза.
Словно в доказательство собственных слов она помахала в воздухе шприцом, о предназначении которого Кастиэль знал слишком хорошо.
И если в ответном усталом взгляде и промелькнет разочарование, то всего на долю секунды.
- Ах, вот оно что. А я уж думал, ты воды принесешь, Мэг. А впрочем – пустое. К тому же именно ты единственный здесь человек, который не называет меня… - он напрягается, силясь вспомнить, - мерзким поганым ублюдком.
И вновь улыбнется. Как улыбается тот, кому больше нечего терять.
Черт, черт, черт. И почему именно ее послали на это проклятое задание?
Подойдя к ангелу, она рывком заставляет его подняться на ноги, подводит к стоящему в углу камеры железному креслу и накрепко приковывает к нему. Минутное дело, учитывая, что ангел, от слабости ли или добровольно, но даже не сопротивляется.
- Не дергайся, или будет гораздо больнее.
Она крепко держит его за подбородок, заставляя откинуть голову, и игла незамедлительно вонзается в шею, начиная медленно и неотвратимо лишать Кастиэля того немногого, что осталось от его благодати.
А он по-прежнему не сопротивляется, разве что прикрывает глаза от обрушившейся слабости.
На это неожиданно трудно смотреть.
И вообще - быть палачом никогда не было так трудно: неожиданно непредсказуемо трудно, отвратительно и даже больно.
И от этого охватывает страшная злость и она намеренно проникает глубже, чем планировала, на сей раз с радостью подмечая сжатые в кулаки до побелевших костяшек руки и тихий стон, сорвавшийся с губ.
Прекрасно.
Пусть мучается, в конце-то концов. Пусть возненавидит ее – как и полагалось в его положении. Хватит с нее этого культурного шока, этого непонятного необъяснимого гуманизма…..
Хватит.
Возобновившаяся боль снова прошивает правый глаз - что только усугубляет ситуацию.
Когда все заканчивается, она уже было оборачивается, чтобы выбраться из этой комнаты, но ее настигает тихое, чуть слышное.
- Мне так жаль тебя, Мэг.
Что? Какого дьявола? После всего произошедшего он ее еще и жалеет?!
-Хватит притворяться, пернатый… - рассерженно шипит она, схватив Кастиэля за воротник потрепанной рубашки и как следует встряхивая.
-Ты просто ломаешь комедию, чтобы я, если повезет, тебя пожалела и помогла отсюда выбраться, так ведь? А будь ты в форме и на свободе с удовольствием свернул бы мне шею! Так вот – не куплюсь. Не бывать этому. Скоро совет, на котором будут говорить о тебе, и я надеюсь, тебя поскорее отправят в мир иной.
Она останавливается, переводит дух, отчаянно ища в голубых затуманенных глазах подтверждение собственной правоты.
И не находит.
А Кастиэль лишь грустно улыбается вместо ответа, улыбается без тени насмешки.
-Вы демоны, совсем как люди. Вечно все усложняете. Мне жаль тебя, ибо как же тебе самой должно быть больно, чтобы причинять боль другим. Хотел бы я помочь, если б мог. Если б у меня было время. А еще… - взгляд ангела становится более внимательным, - а еще потому, что тебе и физически больно. Очень.
И правда. Правый глаз Мег, мучавший ее уже который месяц, периодически кровоточил и переставал видеть – совсем как сегодня.
-Ваш ангельский подарочек, - бормочет она в ответ, не решаясь до конца осмыслить только что сказанное.
- Я бы помог – у меня еще осталось немного сил. Освободи мне руки. Хотя бы одну.
-Чтобы ты попытался сбежать?
- Чтобы я попытался помочь.
Дуэли взглядов Мэг не выдерживает. В конце концов, попытка не пытка – и в следующую секунду освобожденная рука Кастиэля осторожно прижимается к ее виску.
Глаза пленника загораются слабым голубоватым светом, а от пальцев исходит живительная прохлада, словно они состоят изо льда.
А острая боль начинает потихоньку сходить на нет.
Никакого подвоха. Никакой лжи.
Он вообще лгать умеет?
-Помогло? – спросит он минутой позже.
Она уйдет, ничего не ответив.
С тех пор она ежедневно будет носить Кастиэлю воду, то и дело балуя парой глотков виски. Потому что для нее самой встречи эти станут тоже своего рода глотком свежего воздуха.
Ради них можно было регулярно отваживать охрану.
Ради них - притворяться, что от пленника удается добиться полезной информации.
Ради них лгать. Идти против своих.
Впрочем, категории «своих» и «чужих» уже давно успели стать расплывчатыми.
-Так что, по-твоему, все люди хорошие? – как-то недоверчиво спросит она, в один из тех вечеров, когда они будут сидеть в его камере и беседовать часы напролет. – Даже Аластор? Что-то другие крылатые твою точку зрения не сильно разделяют.
- Даже Аластор, - уверенно кивнет Кастиэль в ответ, - иногда мы просто делаем неправильный выбор, только и всего.
Она недоверчиво усмехнется, устало опуская голову Кастиэлю на плечо. Такие жесты успели стать привычными, само собой разумеющимися.
-Ты, конечно, тот еще безумец. Но, все же, что-то в этом безумии есть. И знаешь что? Тому человеку, которого ты спас, жутко повезло – иметь рядом такого ангела-хранителя. Дину Винчестеру. Он в безопасности, - поспешит добавить она, заметив, как изменилось лицо Кастиэля и нехотя добавляя, - я позаботилась.
-И кстати, у меня опять чертовски разболелся висок. Поможешь?
Она, оказывается, сильно скучала по холоду его ладони на собственных пылающих веках.
+++
В другой раз они отправятся в путешествие – единственно-возможное в стенах тюрьмы, астральное. И стоя на невероятной высоте на балконе миров, охватывая взором хрустальную цепочку рек и зигзаги горных кряжей, целую планету, населенную теми, кого, по сути, следовало бы ненавидеть, и от кого, как выяснилось, она не так-то сильно и отличалась, она впервые поймет, что «жизнь-как-чудо» не пустой звук. И если не поймет до конца, то хотя бы прочувствует пресловутое Кастиэлево безумие.
-Что-то случилось, Мэг? – озабоченно спросит он у нее в субботу, 15 ноября. В день, когда неожиданно и символично начнется страшный снежный буран.
В день, когда к нему спустится другая, неузнаваемая Мэг, не новая, научившаяся искренне улыбаться, но и не прежняя полная сарказма нигилистка.
Почти такая же бледная и утомленная, как и ее пленник.
Она промолчит, привычно опускаясь на пол рядом, все так же, не говоря ни слова, протянет ему флягу, полную чего-то гораздо более крепкого, чем обычно.
-Мэг? Я не хочу пить. Что?
-Тебя убьют завтра, Кас, – ответит она глухо и просто, словно говорила о погоде.
– Я была на совете. Я могла попробовать вмешаться, но… Я просто стояла. Стояла там, понимаешь. Страшно. Мне страшно стало, черт подери. Они смотрели на меня так, будто знают. Столько пар глаз, слишком много…
Она замолчит. Опустит голову на руки.
-Ну что, по-прежнему считаешь меня хорошим человеком, а? - с горечью проговорит она, не поднимая головы.
– Все-таки на то мы и демоны, все, что ты говорил – пустое. Ошибка, большая ошибка.
Кастиэль будет молчать долго, слишком долго, а потом, когда она уже захочет вновь заговорить, сделает то, чего она ожидала меньше всего. Обнимет.
Мэг никогда не обнимали раньше. Не так. Сжимали в объятиях в порыве страсти, да и частенько, но не так – мягко, почти неощутимо и целомудренно.
- Ты и так сделала слишком многое для меня. Я не ожидал и малой толики. Ты хорошая Мэг, лучше многих не-демонов. И не позволяй себе и другим говорить тебе обратное. Спасибо. За все.
А казнь….просто внуши себе, что ее не будет. Как и меня - не было.
И эти вот последние слова сбивают с ног снежной лавиной.
-Ты был, Кас, – с остервенением отчеканивает каждое слово Мэг, наконец глядя ему в глаза, непозволительно долго, словно пытаясь запомнить каждую прожилку радужки этих глаз, каждую черту изможденного бледного лица.
– Ты еще как БЫЛ. К сожалению или счастью - ты был.
И опять это сочувствие, столько треклятого сочувствия во взгляде, неужели он готов укрыть своим плащом весь чертов, не стоящий этого, населенный ублюдками мир?
Слишком невыносимо продолжать, невыносимо молчать, и она берет его лицо в ладони, обнимает за шею, порывисто прижимает к себе и делает единственно возможное для себя сейчас – целует, неосторожно, с остервенением, не сдерживаясь, словно не прося, а требуя, именно ТРЕБУЯ отпущения грехов.
Не сразу понимая, что им обоим пока еще нужно дышать.
Кастиэль начинает отвечать не сразу, неуверенно и неумело, но начинает.
- Я могу остановиться, если хочешь, - сдавленно шепчет она, потому что голос садится, потому что только сейчас она понимает как жизненно, до дрожи необходимо не видеть и слушать, а чувствовать, именно чувствовать этого непонятного и непонятого, но ставшего таким необходимым крылатого философа.
Но он только качает головой вместо ответа, и ей остается лишь мысленно извиниться за очередное совершаемое преступление.
А потом мысли заканчиваются.
Как и воздух, который она отчаянно ловит ртом в перерывах между поцелуями, солеными и острыми, как кровь и виски (хотя, почему как?) в перерывах между собственным хриплым шепотом «Не отпущу…не умирай…не уходи….ненавижу….боже, как же я ненавижу».
А он, сама мягкость в противовес шторму, гладит ее по темным растрепанным волосам, в то время как она продолжает разрушать остатки святости.
Влажные губы скользят по его шее, то и дело с остервенением прикусывая кожу, мочку уха, не боясь причинить вред больший, чем есть, руки пытаются расправиться с рубашкой, наконец, разрывая надоевшую ткань, пальцы очерчивают контуры мышц, вслепую запоминая каждый изгиб, потому что это чертов ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ и ей было мало, преступно мало.
А когда она расстегивает его брюки, пробирается под ткань, мешая сдвинуть бедра (потому что, черт дери, все мосты были уже давно сожжены), когда принимается медленно со знанием дела ласкать его, он вскоре сдается, подаваясь навстречу, шепчет что-то похожее на ее имя и это, черт дери, в тысячу раз лучше самых искушенных демонов, попадавшихся на ее пути.
- Мэг…
- Не проси…уже не остановлюсь.
И правда, уже не сможет. Не теперь, когда его глаза закатываются от неизведанных прежде эмоций, не теперь, когда он до боли вцепляется в ее руку, скорее направляя, нежели отталкивая.
Не теперь, когда лихорадит настолько, что еще чуть-чуть и кровь дойдет до точки кипения, убивая изнутри.
- Прости, пернатый….в очередной раз.
Со святостью покончено, и она накрывает его своим телом, на ходу стягивая через голову футболку, проклиная собственную неспособность избавиться от одежды силой мысли, проклиная необходимость и вовсе ее снимать, срывая все, что осталось.
И когда она перехватывает его руку, кладя себе на шею, от нее больше не веет холодом, словно бы Кастиэль впервые по-настоящему ожил. Пусть ненадолго. Путь в последний раз.
-Ты не обязан делать то, чего не хочешь, - пытается играть в благородство она, хотя держится из последних сил.
Но в ответ слышит лишь.
- Хочу. Хочу, Мэг. Покажи мне...
И, черт возьми, что-что, а это она может. Ведомая рука Кастиэля скользит вниз по ее телу, изучающе останавливается на груди, чуть царапает живот, ложится между бедер…
И достаточно снова посмотреть ему в глаза, чтобы понять, чертова святость никуда не ушла, она осталась там, во взгляде, трансформировавшись в какую-то непонятную необъяснимую нежность.
Во что-то совершенно запредельное.
Она не может больше ждать и, сжимая его подрагивающие бедра своими, впускает в себя, двигается слишком медленно, силясь растянуть во времени этот момент, заставляющий забыть о слишком многом. А ведь именно это сейчас так болезненно необходимо, так?
Это было гораздо больше, чем обычный зов плоти, Кастиэлем хотелось обладать во всех смыслах слова, не столько телом, сколько тем чистым лучезарным светом, который так притягивал, который хотелось сделать частью себя, чтобы…выжить, не пойти ко дну в этой демонической клоаке.
И она самозабвенно поглощает его свет вместе с дыханием, упивается поцелуями с привкусом металла, переплетает пальцы рук и прижимает запястья ангела к полу, словно на время ограничивая свободу, олицетворением которой (недостижимой для нее) он успел стать, зажимает его губы ладонью в момент, пожалуй, самой яркой кульминации, после которой просто обязано было отказать зрение.
Что и происходит, но на это абсолютно плевать - как и на все остальное.
- Простишь меня? - кажется, спрашивает она, когда снова может говорить.
Он отвечает не сразу, поднимает руку и стирает кровь с ее щеки тыльной стороной ладони.
-Давно простил, - с улыбкой падре отвечает он именно то, что ей в тот момент жизненно важно было услышать.
- Ты не должна этого делать, Мэг. Слишком опасно. Нельзя, нельзя, - будет повторять ангел, отчаянно пытаясь отговорить полубезумного демона, по непонятным для окружающих причинам решившего в ночь в субботы на воскресенье 16 ноября на свой страх и риск выпустить своего пленника.
-Они не поверят. Обвинят тебя. Их слишком много. Не надо. Это безумие.
-Безумие заразительно, пернатый. Уходи, пока можешь. Я задержу их, ничего. И найду тебя. Будем безумными вместе. А теперь уходи. Твоя миссия еще не окончена, Кас. Ради меня. Ради Дина. Ради кого-нибудь. Ну же!
И когда ангел Господень исчезнет за поворотом коридора, сжимая в руке ключ от потайного хода, она улыбнется.
Это было самое сложное и самое простое решение в жизни Мэг Мастерс.
Автор: Degre
Пейринг/Персонажи: Мэг/Кас
Рейтинг: NC-17
ПС: не могу вот без этого шедеврального видео от Фризы)
читать дальше- Значит, ты согласен? Вместо него? Вот так просто?
Кастиэль слушал обратившегося к нему демона вполуха, свое решение он принял уже давно.
И это было самое простое и самое сложное решение в его жизни.
- Согласен. Не надо тянуть время. Успеешь еще поглумиться, Аластор.
Имя главного Торквемады преисподней он произнес с присущим ему каменным спокойствием, даже голос не дрогнул.
Разве пристало ангелу Господа чего-то бояться?
- Дайте нам пару минут.
Демон раздумывал недолго, а потом, видимо решив, что воин небес птица поважнее, чем какой-то жалкий охотник, коротко кивнул своим людям, пропуская Кастиэля вперед, к незапертой тяжелой двери.
Ангел не боялся. Ни того, что увидит внутри темной комнаты, ни того, что последует за этим.
В конце концов, что нового он мог увидеть?
И правда, лежащий на старой деревянной скамье Дин Винчестер, хоть и не пришел в себя, но выглядел так, словно мирно задремал, выпив лишнего за ужином. Ресницы слабо подрагивали, дыхание вырывалось из груди легко и свободно. Целый и почти невредимый. Не врали, адские твари.
Он медленно опустился на колени перед спящим человеком, ЕГО человеком, привычно-исцеляюще кладя Дину ладонь на лоб. Неожиданно горячий.
Последнее применение собственной благодати? Пусть будет так.
- Будь осторожен, Дин. И счастлив, главное – счастлив, - глухо шепчет он, передавая человеку собственную целительную энергию – то, что от нее осталось. – Пусть тебя кто-нибудь другой теперь…оберегает.
Нужных слов не находится, как и всегда, да и нужны ли они теперь?
Свой первый дом Кастиэль покидал по-английски, не прощаясь, а сейчас все было иначе. Непривычно, страшно и странно и так по-человечески. И даже Сэма не было рядом.
«Ну же, еще секунду…» - шепчет внутренний голос, слушать который он не собирался.
- Я готов, - вместо этого вслух произнесет он, поднимаясь на ноги. Когда за ним придут, чтобы увести, он даже не обернется.
Кастиэль был готов к не самой быстрой и скоропостижной смерти – помимо прочего. К пыткам и допросам тоже. Здравый смысл подсказывал, что вряд ли враги, не так давно обменявшие его на самого Дина Винчестера, будут соглашаться на полумеры. Поэтому все происходящее воспринимал со стоицизмом великомученика в застенках инквизиции.
А происходило многое – до боли однообразное и по его, Кастиэля, мнению, довольно бессмысленное.
Этап первый - бесконечные вопросы о планах Рая в грядущей Войне.
Тут все было проще простого – либо молчать, либо говорить «нет» - слово, ставшее за последнее время чуть ли не единственным в его лексиконе.
А вот после этого наступал второй этап, который он мысленно окрестил этапом «истязательным». И хотя ангельская регенерация и помогала, но хрупкий сосуд оставался хрупким сосудом, и единственным выходом из положения стало – абстрагироваться. Наблюдать за происходящими зверствами словно со стороны. Изучать оттенки собственной крови с любознательностью ученого-биолога и с болезненным художественным чутьем находить в этом какую-то особую прелесть. Он научился различать тысячу мелодий боли, которые, сливаясь воедино, создавали пронзительно-надрывные музыкальные шедевры.
И ждал. Ждал, когда занавес, наконец, опустится.
- Что же ты такой…молчаливый, а? И такой адски вежливый, ангел?
А вот эта конкретная мелодия чужого голоса, пронзительная и резкая, не смотрелась в общей картине.
Возвращение в собственное тело мучительно-болезненно. Оказывается сейчас он лежал на полу, а в камере было бы чудовищно холодно, если бы не всполохи подожженного святого масла.
Подняться навстречу голосу трудно, кажется, слишком многие кости сломаны, но он старается.
Раньше ему не задавали таких…отвлеченных вопросов и это немного обескураживает.
-Вы о…. чем сейчас? Кто вы?
Надо же, даже от звука собственного голоса он успел отвыкнуть. Сколько же времени прошло?
Сквозь огненную стену за ним пристально наблюдают внимательные черные глаза.
- А тебе-то какая разница, кто я, святоша? Зашла, так сказать, на огонек.
Женщина. Высокая, темноволосая, она стояла поодаль, облокотившись о каменный выступ, небрежно поигрывая ангельским клинком, незадолго до этого, как выражались его тюремщики, «конфискованным».
Кажется, она раньше не приходила. Или он просто забыл?
-Не только молчаливый, но еще и упрямый. Наши люди совсем из сил выбились, мда. Видимо, скоро полетишь обратно на небеса, красавчик, вот только несколько в ином качестве, - пожала плечами полуночная гостья, демонстративно зевнув.
- Вы о смерти моей говорите? Что ж…так тому и быть значит, - спокойно проговорил в ответ Кастиэль, чем заслужил еще один любопытный взгляд черноглазой.
-Ой-ой-ой, сколько пафосной бравады, мать честная. Что, умирать не страшно. Совсем? А если так?
Забавы ради, она щелкает пальцами и огненная стена начинает жить собственной жизнью, обступая Кастиэля плотным кольцом, слишком плотным, чтобы нормально дышать, почти болезненным.
Пытки огнем? Знает, проходил. Кастиэль привычно стискивает зубы в ожидании боли, а потом заходится в кашле от едкого, разъедающего глаза дыма.
Но, все же, он не шелохнулся, а на лице и мускул не дрогнул.
Разве что глаза прикрыл – слишком уж тошнотворным был вид собственной обугленной плоти.
-Бааа, правда не боишься. Странный ты, не врали остальные.
Огненная стена исчезает так же стремительно, как и появилась, оставляя после себя лишь опасные всполохи, а Кастиэль в изнеможении шумно вдыхает спертый подвальный воздух.
-Нет смысла бояться того, что так или иначе произойдет, - отдышавшись, отвечает он своей тюремщице.
– Боль, смерть, страдание. По сути, в них нет ничего страшного. Больше скажу, я им даже рад. В этом-то и заключается свобода воли.
- Да ты философ, - присвистнула черноглазая, теперь уже изучая пленника с нескрываемым интересом, по-кошачьи подбираясь ближе. – Другие твои собраться в основном открывали рот, чтобы сыпать проклятиями в наш адрес. Грубо и неинтеллигентно, замечу – морщится она.
– Но только не ты… Вот уж месяц как – ни одного дурного слова. Да и не кричишь особо, стоик проклятый. Заставить что ли?
Она замолкает, улыбается уголками губ, словно всерьез рассматривая такую возможность.
А Кас непонимающе смотрит на нее в ответ.
-Неужели вам настолько важно, чтобы вас кто-то проклинал и ненавидел? Я до сих пор не могу этого понять. Видимо, и не пойму.
Он тяжело вздыхает.
-Но ты ведь не разговаривать сюда пришла? Делай, что должна.
Черноглазая вновь смотрит на ангела с легким удивлением.
Потом кивает, словно соглашаясь, переводя взгляд с зажатого в руке кинжала на лицо своего пленника, и чертыхнувшись, убирает его обратно за пазуху.
- Обойдешься. Черта с два я буду тебя пытать, ели тебе это еще и на пользу идет, пернатый.
Она уходит, громко хлопнув дверью, словно ангел наговорил ей непростительных дерзостей. И это первый день, когда палачи не приходят к Кастиэлю.
На следующий день он впервые попросит стакан воды.
-Ишь, чего захотел. Решил немного поунижаться?
Она снова сидела в его камере, просто сидела, убивая время, чертила пентаграммы на каменном полу и то и дело сыпала колкостями.
А Кастиэль не помнил, когда ему в последний раз давали воду, а как выглядит еда и вообще забыл.
- Нет, - шепчет он пересохшими губами, - нет. Просто обычный человеческий организм может выдержать без жидкости семь суток, полу-ангельский несколько больше. Но я так понял, что нужен живым вашей братии, так что…
- Пока. Но, поверь, ненадолго, касатик. Но раз уж ты так аргументированно все объяснил.
Она поднимается на ноги, стряхивая с брюк песок, достает из-за пояса флягу с не водой даже, а чем-то гораздо более желанным, крепким и янтарным и подходит к обессиленному Кастиэлю.
В черных глазах нет сострадания. Не видно, по крайней мере.
- Как твое имя? – внезапно выдает Кастиэль, поднимая глаза, и этим снова, в который раз застает врасплох.
- Так, я не поняла, чего ты добиваешься? – настороженно хмурится демонша. – На хрен тебе знать мое имя?
- Я просто привык называть людей, с которыми общаюсь, по имени, а мы разговариваем уже второй день.
- Скажешь тоже…людей! – фыркает она, откручивая крышку фляги. – Ну ладно, меня зовут Мег, счастлив?
-Пожалуй, - губы Кастиэля впервые за много дней трогает тень улыбки. Слабой, иррациональной.
– Все мы по-своему люди.
- Заткнись и пей…гуманист несчастный, - бормочет новоявленная Мег, прижимая к обветренным губам пленника горлышко бутылки.
Развязывать ему руки она не спешила, слишком много чести.
Он пьет жадно, как потерявшийся в пустыне путник, а когда заканчивает, Мэг, повинуясь внезапному порыву, стирает сбежавшие капли с его подбородка тыльной стороной ладони, пробует на вкус. Он не смущен, вовсе нет, светлые глаза даже светятся какой-то непонятной благодарностью, а так на нее смотрели редко, особенно в этих вот застенках.
И только когда она понимает, что зрительный контакт слишком затянулся, Мэг резко разворачивается, собираясь уходить.
-Что-то ты совсем разбаловался, пернатый.
На несколько недель она постарается забыть дорогу в его камеру.
Когда она в очередной раз появится на пороге, Кастиэля она не узнает. И когда он успел так постареть, превратиться в скелет, обтянутый кожей с запавшими глазами? И почему-то ее, привыкшую к самым разным адским картинам, от этого передергивает. А рука, сжимающая шприц, предательски дрогнет.
- Здравствуй, Мэг, - сорванным голосом проговорит Кастиэль, почти (ей послышалось, так ведь?) почти радостно, а на губах снова появится эта дурацкая и такая неуместная сейчас улыбка.
- А чего столько радости? – сухо бросит она в ответ. Холодно. Отстраненно. Как и положено в таких ситуациях. Ни в коем случае нельзя было улыбнуться в ответ, хотя сделать хотелось именно это.
– Можно подумать я Мать-Тереза.
Словно в доказательство собственных слов она помахала в воздухе шприцом, о предназначении которого Кастиэль знал слишком хорошо.
И если в ответном усталом взгляде и промелькнет разочарование, то всего на долю секунды.
- Ах, вот оно что. А я уж думал, ты воды принесешь, Мэг. А впрочем – пустое. К тому же именно ты единственный здесь человек, который не называет меня… - он напрягается, силясь вспомнить, - мерзким поганым ублюдком.
И вновь улыбнется. Как улыбается тот, кому больше нечего терять.
Черт, черт, черт. И почему именно ее послали на это проклятое задание?
Подойдя к ангелу, она рывком заставляет его подняться на ноги, подводит к стоящему в углу камеры железному креслу и накрепко приковывает к нему. Минутное дело, учитывая, что ангел, от слабости ли или добровольно, но даже не сопротивляется.
- Не дергайся, или будет гораздо больнее.
Она крепко держит его за подбородок, заставляя откинуть голову, и игла незамедлительно вонзается в шею, начиная медленно и неотвратимо лишать Кастиэля того немногого, что осталось от его благодати.
А он по-прежнему не сопротивляется, разве что прикрывает глаза от обрушившейся слабости.
На это неожиданно трудно смотреть.
И вообще - быть палачом никогда не было так трудно: неожиданно непредсказуемо трудно, отвратительно и даже больно.
И от этого охватывает страшная злость и она намеренно проникает глубже, чем планировала, на сей раз с радостью подмечая сжатые в кулаки до побелевших костяшек руки и тихий стон, сорвавшийся с губ.
Прекрасно.
Пусть мучается, в конце-то концов. Пусть возненавидит ее – как и полагалось в его положении. Хватит с нее этого культурного шока, этого непонятного необъяснимого гуманизма…..
Хватит.
Возобновившаяся боль снова прошивает правый глаз - что только усугубляет ситуацию.
Когда все заканчивается, она уже было оборачивается, чтобы выбраться из этой комнаты, но ее настигает тихое, чуть слышное.
- Мне так жаль тебя, Мэг.
Что? Какого дьявола? После всего произошедшего он ее еще и жалеет?!
-Хватит притворяться, пернатый… - рассерженно шипит она, схватив Кастиэля за воротник потрепанной рубашки и как следует встряхивая.
-Ты просто ломаешь комедию, чтобы я, если повезет, тебя пожалела и помогла отсюда выбраться, так ведь? А будь ты в форме и на свободе с удовольствием свернул бы мне шею! Так вот – не куплюсь. Не бывать этому. Скоро совет, на котором будут говорить о тебе, и я надеюсь, тебя поскорее отправят в мир иной.
Она останавливается, переводит дух, отчаянно ища в голубых затуманенных глазах подтверждение собственной правоты.
И не находит.
А Кастиэль лишь грустно улыбается вместо ответа, улыбается без тени насмешки.
-Вы демоны, совсем как люди. Вечно все усложняете. Мне жаль тебя, ибо как же тебе самой должно быть больно, чтобы причинять боль другим. Хотел бы я помочь, если б мог. Если б у меня было время. А еще… - взгляд ангела становится более внимательным, - а еще потому, что тебе и физически больно. Очень.
И правда. Правый глаз Мег, мучавший ее уже который месяц, периодически кровоточил и переставал видеть – совсем как сегодня.
-Ваш ангельский подарочек, - бормочет она в ответ, не решаясь до конца осмыслить только что сказанное.
- Я бы помог – у меня еще осталось немного сил. Освободи мне руки. Хотя бы одну.
-Чтобы ты попытался сбежать?
- Чтобы я попытался помочь.
Дуэли взглядов Мэг не выдерживает. В конце концов, попытка не пытка – и в следующую секунду освобожденная рука Кастиэля осторожно прижимается к ее виску.
Глаза пленника загораются слабым голубоватым светом, а от пальцев исходит живительная прохлада, словно они состоят изо льда.
А острая боль начинает потихоньку сходить на нет.
Никакого подвоха. Никакой лжи.
Он вообще лгать умеет?
-Помогло? – спросит он минутой позже.
Она уйдет, ничего не ответив.
С тех пор она ежедневно будет носить Кастиэлю воду, то и дело балуя парой глотков виски. Потому что для нее самой встречи эти станут тоже своего рода глотком свежего воздуха.
Ради них можно было регулярно отваживать охрану.
Ради них - притворяться, что от пленника удается добиться полезной информации.
Ради них лгать. Идти против своих.
Впрочем, категории «своих» и «чужих» уже давно успели стать расплывчатыми.
-Так что, по-твоему, все люди хорошие? – как-то недоверчиво спросит она, в один из тех вечеров, когда они будут сидеть в его камере и беседовать часы напролет. – Даже Аластор? Что-то другие крылатые твою точку зрения не сильно разделяют.
- Даже Аластор, - уверенно кивнет Кастиэль в ответ, - иногда мы просто делаем неправильный выбор, только и всего.
Она недоверчиво усмехнется, устало опуская голову Кастиэлю на плечо. Такие жесты успели стать привычными, само собой разумеющимися.
-Ты, конечно, тот еще безумец. Но, все же, что-то в этом безумии есть. И знаешь что? Тому человеку, которого ты спас, жутко повезло – иметь рядом такого ангела-хранителя. Дину Винчестеру. Он в безопасности, - поспешит добавить она, заметив, как изменилось лицо Кастиэля и нехотя добавляя, - я позаботилась.
-И кстати, у меня опять чертовски разболелся висок. Поможешь?
Она, оказывается, сильно скучала по холоду его ладони на собственных пылающих веках.
+++
В другой раз они отправятся в путешествие – единственно-возможное в стенах тюрьмы, астральное. И стоя на невероятной высоте на балконе миров, охватывая взором хрустальную цепочку рек и зигзаги горных кряжей, целую планету, населенную теми, кого, по сути, следовало бы ненавидеть, и от кого, как выяснилось, она не так-то сильно и отличалась, она впервые поймет, что «жизнь-как-чудо» не пустой звук. И если не поймет до конца, то хотя бы прочувствует пресловутое Кастиэлево безумие.
-Что-то случилось, Мэг? – озабоченно спросит он у нее в субботу, 15 ноября. В день, когда неожиданно и символично начнется страшный снежный буран.
В день, когда к нему спустится другая, неузнаваемая Мэг, не новая, научившаяся искренне улыбаться, но и не прежняя полная сарказма нигилистка.
Почти такая же бледная и утомленная, как и ее пленник.
Она промолчит, привычно опускаясь на пол рядом, все так же, не говоря ни слова, протянет ему флягу, полную чего-то гораздо более крепкого, чем обычно.
-Мэг? Я не хочу пить. Что?
-Тебя убьют завтра, Кас, – ответит она глухо и просто, словно говорила о погоде.
– Я была на совете. Я могла попробовать вмешаться, но… Я просто стояла. Стояла там, понимаешь. Страшно. Мне страшно стало, черт подери. Они смотрели на меня так, будто знают. Столько пар глаз, слишком много…
Она замолчит. Опустит голову на руки.
-Ну что, по-прежнему считаешь меня хорошим человеком, а? - с горечью проговорит она, не поднимая головы.
– Все-таки на то мы и демоны, все, что ты говорил – пустое. Ошибка, большая ошибка.
Кастиэль будет молчать долго, слишком долго, а потом, когда она уже захочет вновь заговорить, сделает то, чего она ожидала меньше всего. Обнимет.
Мэг никогда не обнимали раньше. Не так. Сжимали в объятиях в порыве страсти, да и частенько, но не так – мягко, почти неощутимо и целомудренно.
- Ты и так сделала слишком многое для меня. Я не ожидал и малой толики. Ты хорошая Мэг, лучше многих не-демонов. И не позволяй себе и другим говорить тебе обратное. Спасибо. За все.
А казнь….просто внуши себе, что ее не будет. Как и меня - не было.
И эти вот последние слова сбивают с ног снежной лавиной.
-Ты был, Кас, – с остервенением отчеканивает каждое слово Мэг, наконец глядя ему в глаза, непозволительно долго, словно пытаясь запомнить каждую прожилку радужки этих глаз, каждую черту изможденного бледного лица.
– Ты еще как БЫЛ. К сожалению или счастью - ты был.
И опять это сочувствие, столько треклятого сочувствия во взгляде, неужели он готов укрыть своим плащом весь чертов, не стоящий этого, населенный ублюдками мир?
Слишком невыносимо продолжать, невыносимо молчать, и она берет его лицо в ладони, обнимает за шею, порывисто прижимает к себе и делает единственно возможное для себя сейчас – целует, неосторожно, с остервенением, не сдерживаясь, словно не прося, а требуя, именно ТРЕБУЯ отпущения грехов.
Не сразу понимая, что им обоим пока еще нужно дышать.
Кастиэль начинает отвечать не сразу, неуверенно и неумело, но начинает.
- Я могу остановиться, если хочешь, - сдавленно шепчет она, потому что голос садится, потому что только сейчас она понимает как жизненно, до дрожи необходимо не видеть и слушать, а чувствовать, именно чувствовать этого непонятного и непонятого, но ставшего таким необходимым крылатого философа.
Но он только качает головой вместо ответа, и ей остается лишь мысленно извиниться за очередное совершаемое преступление.
А потом мысли заканчиваются.
Как и воздух, который она отчаянно ловит ртом в перерывах между поцелуями, солеными и острыми, как кровь и виски (хотя, почему как?) в перерывах между собственным хриплым шепотом «Не отпущу…не умирай…не уходи….ненавижу….боже, как же я ненавижу».
А он, сама мягкость в противовес шторму, гладит ее по темным растрепанным волосам, в то время как она продолжает разрушать остатки святости.
Влажные губы скользят по его шее, то и дело с остервенением прикусывая кожу, мочку уха, не боясь причинить вред больший, чем есть, руки пытаются расправиться с рубашкой, наконец, разрывая надоевшую ткань, пальцы очерчивают контуры мышц, вслепую запоминая каждый изгиб, потому что это чертов ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ и ей было мало, преступно мало.
А когда она расстегивает его брюки, пробирается под ткань, мешая сдвинуть бедра (потому что, черт дери, все мосты были уже давно сожжены), когда принимается медленно со знанием дела ласкать его, он вскоре сдается, подаваясь навстречу, шепчет что-то похожее на ее имя и это, черт дери, в тысячу раз лучше самых искушенных демонов, попадавшихся на ее пути.
- Мэг…
- Не проси…уже не остановлюсь.
И правда, уже не сможет. Не теперь, когда его глаза закатываются от неизведанных прежде эмоций, не теперь, когда он до боли вцепляется в ее руку, скорее направляя, нежели отталкивая.
Не теперь, когда лихорадит настолько, что еще чуть-чуть и кровь дойдет до точки кипения, убивая изнутри.
- Прости, пернатый….в очередной раз.
Со святостью покончено, и она накрывает его своим телом, на ходу стягивая через голову футболку, проклиная собственную неспособность избавиться от одежды силой мысли, проклиная необходимость и вовсе ее снимать, срывая все, что осталось.
И когда она перехватывает его руку, кладя себе на шею, от нее больше не веет холодом, словно бы Кастиэль впервые по-настоящему ожил. Пусть ненадолго. Путь в последний раз.
-Ты не обязан делать то, чего не хочешь, - пытается играть в благородство она, хотя держится из последних сил.
Но в ответ слышит лишь.
- Хочу. Хочу, Мэг. Покажи мне...
И, черт возьми, что-что, а это она может. Ведомая рука Кастиэля скользит вниз по ее телу, изучающе останавливается на груди, чуть царапает живот, ложится между бедер…
И достаточно снова посмотреть ему в глаза, чтобы понять, чертова святость никуда не ушла, она осталась там, во взгляде, трансформировавшись в какую-то непонятную необъяснимую нежность.
Во что-то совершенно запредельное.
Она не может больше ждать и, сжимая его подрагивающие бедра своими, впускает в себя, двигается слишком медленно, силясь растянуть во времени этот момент, заставляющий забыть о слишком многом. А ведь именно это сейчас так болезненно необходимо, так?
Это было гораздо больше, чем обычный зов плоти, Кастиэлем хотелось обладать во всех смыслах слова, не столько телом, сколько тем чистым лучезарным светом, который так притягивал, который хотелось сделать частью себя, чтобы…выжить, не пойти ко дну в этой демонической клоаке.
И она самозабвенно поглощает его свет вместе с дыханием, упивается поцелуями с привкусом металла, переплетает пальцы рук и прижимает запястья ангела к полу, словно на время ограничивая свободу, олицетворением которой (недостижимой для нее) он успел стать, зажимает его губы ладонью в момент, пожалуй, самой яркой кульминации, после которой просто обязано было отказать зрение.
Что и происходит, но на это абсолютно плевать - как и на все остальное.
- Простишь меня? - кажется, спрашивает она, когда снова может говорить.
Он отвечает не сразу, поднимает руку и стирает кровь с ее щеки тыльной стороной ладони.
-Давно простил, - с улыбкой падре отвечает он именно то, что ей в тот момент жизненно важно было услышать.
- Ты не должна этого делать, Мэг. Слишком опасно. Нельзя, нельзя, - будет повторять ангел, отчаянно пытаясь отговорить полубезумного демона, по непонятным для окружающих причинам решившего в ночь в субботы на воскресенье 16 ноября на свой страх и риск выпустить своего пленника.
-Они не поверят. Обвинят тебя. Их слишком много. Не надо. Это безумие.
-Безумие заразительно, пернатый. Уходи, пока можешь. Я задержу их, ничего. И найду тебя. Будем безумными вместе. А теперь уходи. Твоя миссия еще не окончена, Кас. Ради меня. Ради Дина. Ради кого-нибудь. Ну же!
И когда ангел Господень исчезнет за поворотом коридора, сжимая в руке ключ от потайного хода, она улыбнется.
Это было самое сложное и самое простое решение в жизни Мэг Мастерс.
-
-
22.07.2015 в 01:57Почему тебя нет в скайпе?! Хддд
Я уже больше года ищу свой планшет! Хдд
Давно не виделись, да.
Ох, этот клип, реветь...
-
-
22.07.2015 в 02:01-
-
22.07.2015 в 02:03-
-
22.07.2015 в 11:57-
-
22.07.2015 в 12:33-
-
22.07.2015 в 17:44-
-
22.07.2015 в 17:53-
-
22.07.2015 в 20:53